Буква Ёё в современной русской письменности – обязательна!

В середине декабря 2009 года вышла в свет антология русской поэзии «Круг лета Господня. Времена года. Православные праздники». Это первый издательский проект кафедрального соборного храма Христа Спасителя, подготовленный по благословению блаженно почившего Святейшего Патриарха Алексия II. В четырёхтомнике представлен образ русской поэзии «как поэзии православного народа доныне небывалое по объёму и охвату». В великолепно изданных книгах более 700 стихотворений 94 авторов от Симеона Полоцкого до Иосифа Бродского. Научный консультант антологии – доктор филологических наук Валентин Семёнович Непомнящий, авторы-составители Ольга Нерсесова и Аркадий Левин. Одной из характерных особенностей текста, разместившегося на украшенных с большим вкусом страницах, а их полторы тысячи! – это то, что все стихотворения напечатаны с непременным использованием буквы Ё. И это сделано составителями даже в тех произведениях, которые были написаны до 1795 года, то есть до времени первого появления буквы Ё в печати. И напомним тем, кто, может быть, не знает, что именно так следует поступать после Декрета о реформе орфографии 1917–1918 гг., отменившего, в частности, три буквы: ять, фиту, и десятеричное. И именно после этого Декрета и доныне русский алфавит – азбука – содержит 33 буквы, а среди них – седьмая по счёту как раз и есть буква Ё. Алфавит же в любой стране – инструмент упорядочения многих сторон жизни. Например, систем обслуживания банков, библиотек, архивов и т.п. Так «Таблица кодировки символов контрольной информации Сбербанка России» содержит 33 кода символов, где буква Я имеет код 33, буква Й – 11, буква Ё – 7 и так далее. И выразим уверенность, что это – навсегда.

Что же касается антологии «Круг лета Господня», то учёные-составители, слава Богу! – чётко осознали при работе над нею, что поэзия, подчас, просто рассыпается, если букву Ё проигнорировать. И отныне этот их труд станет выдающимся прецедентом – примером для подражания и непобедимым аргументом в споре, нужна ли русской культуре и языку буква Ё. За что им огромная благодарность и низкий поклон!

Думается, что после этого вступать в какой-либо спор с противниками буквы Ё и её обязательности в нашей письменности – это только терять зря время. Их поезд давно уж ушёл, а они всё ещё бегут по перрону со своей порочной идейкой необязательности буквы Ё.

А тем временем с регулярным употреблением буквы Ё в 2009 году изданы: «Евгений Онегин», «Борис Годунов», «Мёртвые души», «Тарас Бульба», Библия для школьников, «Ещё раз о любви» – эти две книги вышли в свет с благословения Его Святейшества Патриарха Кирилла.

И наконец, о периодике. С января 2004 года с Ё выходит «Литературная газета», осуществив пожелание сорокалетней давности поэта Льва Ошанина. А как прекрасно, что это же сделал Президент Российской Академии Наук Ю.С. Осипов как главный редактор «Вестника Российской Академии Наук», выбив почву из-под ног тех, кто безответственно талдычит, что диссертации и авторефераты с буквой Ёё ВАК отвергает.

С 2006 года гигантская газета «Аргументы и факты» не нашла аргументов, почему нужно уродовать русский язык в угоду д.ф.н. В.В. Лопатину – председателю орфографической комиссии РАН, проталкивающему антинаучный бред о русском алфавите из 32 букв. И просто перечислим ещё: журнал и издательство «Народное образование», которому уже 207 лет, журнал «Родина», журнал «Эхо планеты» ИТАР ТАСС, «Парламентская газета», «Московский литератор», «Коломенский альманах», «Версия», «Литература» издательство «Первое сентября» и т. д.

Не устаёшь, порой удивляться такому парадоксу, когда противники буквы Ё буквально секут сами себя, выпуская свои творения, буквально нашпигованными буквами Ё. Тот же самый вышеназванный Владимир Лопатин – автор орфографических словарей. Или доктор филологических наук Л.И. Скворцов – автор БОСа – Большого орфографического словаря русского языка, 106 тыс. слов, сделавшего на нём важную для меня дарственную надпись: «Бесстрашному борцу за букву «ё», дорогому Виктору Трофимовичу на добрую память от редактора словаря. Март 2008». А в словаре Льва Ивановича есть и ёж, и ёлка, и ёмкость, и ёрник, и даже жёваный да плюс и жёлудь…А как же иначе. Ведь вместо буквы Ё печатать букву Е – ошибка! Ошибка орфографическая, ошибка политическая, ошибка духовная и нравственная !

И позвольте в завершение предложить достопочтенным читателям тест:

Допустимо ли печатать без буквы «ё» следующие слова:

всё, желёзка, передохнём, мёд, лён, минёт (пролетит мимо, не задев), планёр, осуждённый, посажённый, крёстный, совершённый, лётом, нёбо, вёдро, узнаём, солитёр, Жёлтышев, Желтышёв, Щёголев, Щеголёв, Селезнёв, Ковалёв, Чухраёв, Шепелёв, г. Берёзовский, отведённый, нанесённый, приведённый, упрощённый, манёвры, признаётся, новорождённый, свёкла, проминёт беда (А.А. Фет «Сядь у моря – жди погоды»), отключённый?

Е.В. Пчелов
АПОЛОГИЯ УНИЖЕННОЙ БУКВЫ
и АНАФЕМА РЕФОРМЕ ОРФОГРАФИИ
Автобиографическая прелюдия

В моей фамилии буквы Ё нет, и ударение падает на последний слог. Может быть, эта фамилия не совсем правильна с точки зрения русского языка, но мои предки были чувашами, и русский не был для них родным. С детства, по крайней мере со школьных лет, мою фамилию всё время произносили неправильно. И только немногие люди, преимущественно из интеллигенции старшего поколения, ставили в ней ударение так, как и было в действительности. Поэтому я становился или ПчЕловым, или, чаще всего, Пчёловым. Поначалу я поправлял говоривших, но потом перестал это делать. Махнул рукой и подумал, а не всё ли равно: если им так хочется, пусть так и говорят. Я-то знаю, как нужно. И очередное неверное произношение нисколько не обижало, а наоборот, скорее веселило. Но сама проблема занимала меня. И действительно, почему же, по мановению чьей волшебной руки, буква Ё, украшавшая страницы букваря и красивых детских книжек, вдруг внезапно исчезала из печатного текста по мере взросления читающего? Почему, для того, чтобы правильно прочитать текст, ребёнку эта буква нужна, а взрослому нет? И как вообще прочесть без неё многие сложные слова, например, фамилии или географические названия? Обида за невинную изгнанницу оставляла в душе горькое недоумение, но сам я всегда эту букву писал и всегда печатал.

Исследования в области «вспомогательных исторических дисциплин» и их преподавание доказали мне актуальность проблемы. В числе других «дисциплин» одно из первых мест занимает палеография. И вот вчерашние школьники, первокурсники (а эти науки преподаются обычно на первом курсе) с удивлением для себя открывают неведомый им, но, казалось бы, такой знакомый, мир «тривиальных» вещей. Мы учимся читать (тексты XI–XVII вв.), считать (переводить даты хронологических систем) и даже немножко рисовать (гербы). Русская палеография же, как обычно, начинается с рассказа о возникновении славянской азбуки и с изучения кириллицы. Конечно, сейчас не то, что раньше: нынешние школьники хоть в малой степени имеют некоторое представление об азбуке древнерусского языка, правда, далеко не все и далеко не обо всём. Наверно помогают здесь и кое-какие современные буквари, где говорится о кириллице и даже приводится сама азбука (к сожалению, осматривая недавно полки книжных магазинов с учебниками для самых маленьких, я с горечью обнаружил, что такое замечательное слово, как «букварь» начисто исчезло из обихода, как, впрочем, ушла в небытие и мывшая «раму мама», с успехом делавшая это не одно десятилетие). Но подробный рассказ о буквах, их происхождении, истории раскрывает студентам глаза на то богатство, которым они пользуются в повседневной жизни. Глубинный смысл славянской азбуки, тысячелетний путь русской письменности в связи с исторической грамматикой русского языка заставляют по-иному взглянуть на наше письмо, лучше осознать его истоки. И тогда возникает понимание того, что это – великое наследие, которое требует бережного и очень внимательного отношения, и что русская азбука, по сути, есть фундамент всей нашей культуры.

Казалось бы, буква Ё – лишь частный случай истории орфографии, но на самом деле в истории этой одной буквы, как в капле воды, отразились все перипетии и сложности истории русского правописания последних трёхсот лет. Летом 1998 г. мы с В.Т. Чумаковым задумали написать небольшую статью о букве Ё, где решили обратить внимание на необходимость её полноценного возвращения в нашу азбуку, введения её повсеместного употребления на письме и в печати. И действительно, статус этой буквы выглядит предельно странным. Вроде бы она есть, более того отражает определённые, совершенно явственные фонетические явления (так же, как и буквы Я или Ю), но её как бы нет, более того она официально считается «необязательной». Статья увидела свет в сентябре того же года, и с этого времени буква Ё оказалась в фокусе общественного внимания. Несправедливость в отношении «необязательной» буквы заставила нас подробно изучить её историю, в результате чего появилась книга «Два века русской буквы Ё» (М., 2000). Реакция на неё была неоднозначной: книга вызвала неприятие одних читателей, в основном из официальных орфографических кругов, и одобрение других, довольно, впрочем, многочисленных – от докторов филологических наук до «простых» «носителей» языка. Когда же отзыв на книгу появился в журнале «Хулиган», стало очевидным, что дело сдвинулось с мёртвой точки, и процесс «ёфикации» (так остроумно назвал его один из наших сторонников), как говорится, «пошёл». Произошло это, во многом благодаря Виктору Трофимовичу Чумакову, взявшему на себя нелёгкий труд «ёфикации» нашей культуры, который принёс уже ощутимый результат. Буква Ё появилась в титрах телевидения, многие газеты и книги стали издаваться с её обязательным употреблением, и постепенно началось её возвращение в культурный обиход. У этой буквы оказалось немало приверженцев: и так, общими усилиями, будем надеяться, она сможет занять своё достойное и абсолютно законное место в русской азбуке.


Исторический экскурс

Долгое время считалось (и во многих изданиях пишется до сих пор), что букву Ё придумал Николай Михайлович Карамзин и впервые напечатал в 1797 г. в своём альманахе «Аониды». В самом деле, во второй книжке «Аонид», в стихотворении Карамзина «Опытная Соломонова Мудрость, или Мысли выбранные из Экклезиаста», на странице 176 напечатано слово «слёзы» с буквой Ё и имеется сноска: «Буква е с двумя точками на верьху заменяет ïô». Сама форма ïô появилась в русской письменности в 1730-х годах для обозначения ёкающего произношения, первоначально отсутствовавшего в древнерусском языке, но впоследствии всё более и более распространившегося и в XVIII в. ставшего повсеместным, во всяком случае, в «простонародной» речи. Пока очевидно, что впервые эта форма появилась в грамматике Василия Евдокимовича Адодурова – первой русской грамматике на родном языке, была также поддержана Василием Кирилловичем Тредиаковским и постепенно, благодаря Академии наук, получила некоторое распространение на письме и в печати. Большую роль в её узаконении сыграла Российская Академия и лично княгиня Екатерина Романовна Дашкова. На одном из первых заседаний этого блестящего сообщества литераторов и учёных в ноябре 1783 г. президент Академии предложила официально ввести в русскую азбуку этот диграф, что было одобрено академиками, после чего с ïô был напечатан знаменитый толковый словарь русского языка (первый в его истории) – «Словарь Академии Российской». Поэтому 1783 г. можно считать годом официального закрепления в русской письменности особой графемы для будущей буквы Ё, позднее заменившей адодуровский диграф.

Однако внимательное изучение изданий 1790-х годов привело к обнаружению буквы Ё ранее 1797 г. Сначала В.Т. Чумаков в первом сборнике «Аонид», напечатанном в 1796 г., нашёл букву Ё в анонимной басне «Соловей, галки и вороны» в слове «зарёю» (стр. 47), а также и в других произведениях этого выпуска. Затем мне удалось обнаружить букву Ё во втором издании сборника «И мои безделки» Ивана Ивановича Дмитриева в сказке «Причудница» в слове «всё» (стр. 76), а это 1795 г. Затем выяснилось, что в первом издании этой книги, напечатанном в том же 1795 г., буква Ё не употребляется. Это вроде бы свидетельствует, что её внедрение в печать произошло именно во втором издании (в котором также были исправлены опечатки предшествующего), т.е. после июля 1795 г. (время выхода в свет первого издания) – скорее осенью того же года. Кто был инициатором этого нововведения – сам И.И. Дмитриев, или его друг и свойственник Н.М. Карамзин, под наблюдением которого издавалась книга Дмитриева, сказать сложно. Ясно лишь, что Карамзин, сыгравший в появлении буквы Ё решающую роль, не может пока считаться её единственным создателем.

Дальнейшая история буквы оказалась непростой. Введению её препятствовали два обстоятельства: одно – чисто техническое (необходимость отливки новых литер для набора), другое – более высокого порядка – верность традициям, неприятие «образованным» языком просторечного произношения. Надо сказать, что это была вполне естественная реакция, особенно для людей воспитанных в религиозной культуре, где господствовал освящённый веками великой духовной истории церковнославянский язык. Например, президент Российской Академии и глава «Беседы любителей русского слова» адмирал Александр Семёнович Шишков не принимал букву Ё настолько, что собственноручно выскабливал точки над ней в принадлежащих ему книгах. Очень осторожно высказывались насчёт новой буквы и такие популярные руководства, как «Русская грамматика» Александра Христофоровича Востокова (1859 г.) и «Русское правописание» Якова Карловича Грота (1885; 1916 – 22-е (!) издание). В них буква Ё рассматривается как своего рода неофициальное «начертание» и не включается в русский алфавит. Между тем мало-помалу буква Ё всё-таки стала закрепляться в письменности. Можно привести ряд примеров её написания в рукописях, её печатания в книгах: от «Евгения Онегина» (подробно с этой точки зрения разбираемого В.Т. Чумаковым) до «фёльетонов» Фёдора Михайловича Достоевского из газеты «Санкт-Петербургские ведомости» («Петербургская летопись»). Наконец, буква Ё появилась и в школьных азбуках (во втором варианте «Азбуки» Л.Н. Толстого, например), занимая место в конце алфавита. Школьное обучение предполагало её освоение, что видно, в частности, на примере императорской семьи.

Со второй половины XIX века вопрос о букве Ё всегда вставал и при обсуждении реформы орфографии. Он, конечно, был связан с обсуждением возможной отмены буквы Ять. В случае её уничтожения употребление буквы Е закономерно и резко расширялось, что требовало дифференциации Е и Ё и, соответственно, желательности распространения последней. Самый известный пример этого рода: ВСЕ и ВСЁ, первое слово писалось через Ять. Хотя такой факт, как напечатание ВСЁ через Ё уже в 1795 г., свидетельствует, что на самом деле проблема Ё была гораздо глубже «взаимоотношений» Е и Ятя.

Так, в 1862 г. на орфографических совещаниях под руководством Владимира Яковлевича Стоюнина, в связи с предложением упразднить среди прочих букву Ять, написание буквы Ё было сочтено обязательным. Примерно в том же духе и по схожему поводу высказалась и уже официальная Орфографическая комиссия Академии наук под руководством великого князя Константина Константиновича и академика Филиппа Фёдоровича Фортунатова (возглавлявшего образованную комиссией подкомиссию) в 1904 и последующих (Постановление 1912 г.) годах: признать употребление буквы Ё желательным, но не обязательным. Постановление 1912 г. (с некоторыми изменениями) «перекочевало» к следующей Комиссии, образованной уже после Февральской революции и на этот раз возглавлявшейся академиком Алексеем Александровичем Шахматовым: в Постановлениях совещания при Академии наук, принятых 11 мая 1917 г., пункт о желательности, но необязательности буквы Ё остался без изменений. На основе этих Постановлений 17 мая и 22 июня того же года Министерство народного просвещения, которым руководил бывший ректор Московского университета Александр Аполлонович Мануйлов, своими циркулярами объявило о проведении орфографической реформы, начиная с младшего отделения начальной школы уже в 1917/1918 учебном году. Декретом Наркомпроса от 23 декабря 1917 г. вся печатная продукция должна была издаваться по новой орфографии уже через неделю, с 1 января 1918 г. (пятый пункт, о букве Ё, всё ещё оставался в тексте декрета), а из декрета Совнаркома от 10 октября 1918 г. о введении новой орфографии (через пять дней, с 15 октября) пункт о букве Ё исчез. Можно думать, что это было вызвано чисто экономическими причинами. В условиях войны и разрухи отливать литеры для новой буквы было невозможно (по той же прозаической причине пробуксовала и метрическая реформа, завершившаяся лишь в 1927 г.). Итак, буква Ять была уничтожена, а буква Ё так и не «появилась».

Новый «прорыв» в этом вопросе произошёл только в годы новой войны – Великой Отечественной. 7 декабря 1942 г. газета «Правда» стала выходить с использованием этой буквы, а приказом наркома просвещения РСФСР В.П. Потёмкина от 24 декабря 1942 г. буква Ё в обязательном порядке была введена в употребление в школьной практике. Казалось, гонимая буква восстановлена в своих правах. В 1943 и 1945 гг. был даже издан уникальный словарь-справочник «Употребление буквы Ё», созданный К.И. Былинским, С.Е. Крючковым и М.В. Светлаевым под редакцией Н.Н. Никольского. А люди старшего поколения прекрасно помнят, что в те годы (до середины 50-х) написание Е вместо Ё считалось в школе ошибкой. Сегодняшние реформаторы русской орфографии с пренебрежением отзываются о решении 1942 г. Мол, «кровавый параноик», тогда управлявший страной, не нашёл ничего лучше, как в очень тяжёлый период войны заниматься какой-то буквой. Между тем совершенно ясно, что её восстановление было вызвано военной необходимостью: ведь война это всегда действия на конкретной территории, это всегда масса конкретных людей – и здесь топонимическая и антропонимическая точность абсолютно необходима.

Но продержаться на письме и в печати букве Ё удалось недолго. Орфографическими правилами 1956 г. она вновь была переведена в разряд «необязательных», «факультативных», а её использование считалось нужным лишь в тех случаях, когда необходимо предупредить неверное чтение и понимание слова (ВСЕ и ВСЁ), да в книгах специального назначения: словарях, букварях и изданиях для обучающихся русскому языку иностранцев. Оказалось, что изучающие русский язык эскимосы и папуасы имеют право увидеть в книгах букву Ё, а носители языка почему-то такой возможности лишены. В те годы возник примечательный анекдот: иностранный высокий гость спрашивает у Брежнева, почему, если генсек имеет многочисленные звания героя, огромное количество наград и в его руках вся страна, ему не принадлежит мавзолей, на котором написано «Ленин», на что Леонид Ильич отвечает: «А у нас буква Ё необязательна».

Но вернёмся к реальности. Что же мы теряем без буквы Ё? Ёкающее произношение уже давно установилось в русском языке и стало литературной нормой. По самым скромным подсчётам современный русский язык содержит более 10 тысяч слов, в которых пишется (а на самом деле нет) эта буква. Это огромный лексический фонд. Невнимание к нему приводит к таким уродливым формам, как «свеклá», «афёра», «грáвер», «углýбленный», «убиённый» и т.д. и т.п. Пренебрежение к букве коверкает классику: «Когда в товарищах согласья нет, / На лад их дело не пойдет…» – вот крыловская рифма, и подобные примеры можно продолжать. Особенно больно отсутствие Ё переживают топонимы и антропонимы. Вот, например, Пафнутий Львович Чебышев был на самом деле Чебышёвым (кстати, он родственник одного из нынешних деятелей Орфографической комиссии В.В. Лопатина), а Александр Александрович Алёхин – Алехиным (в фильме «Белый снег России» эта фамилия произносится неверно). Сейчас в паспортах граждан Российской Федерации букву Ё не пишут. Многие носители фамилий с этой буквой просят оставить её, но бюрократическая машина безжалостна – значит, фамилии становятся неправильными, а во многих случаях из-за разноголосицы документов возникают серьёзные проблемы: ведь фамилия, написанная один раз с Ё, а другой – без неё, считается уже двумя разными фамилиями. Русские топонимы: Дулёво, Бёхово, Вёшенская, Гумёшки, Мещёра, Вышний Волочёк… - продолжать можно до бесконечности. А как помогает буква Ё при написании иностранных имён и названий: Пёрл-Харбор, Шёнграбен, Прёйсиш-Эйлау, Шёнбрунн, Байрёйт, Фарёрские острова; Гёте, Тёрнер, Бёрнс, Грёз, Ришельё, Лагерлёф… Нет буквы Ё и Рёрих (Roerich) стал Рерихом, Фёт (Foeth) – Фетом, Рёнтген (Röntgen) – Рентгеном, а разве не точнее было бы писать Чёрчилл (Churchill) или Гёббельс (Goebbels)? Ладно ещё, когда есть уже устоявшееся написание и произношение в русском языке иностранного топонима или антропонима, а как быть с теми, что входят в наш оборот в настоящее время, например, фамилией канцлера ФРГ Герхарда Шрёдера? Неточность, некорректность, ошибочность, зачастую ведущая к неприятным последствиям – вот результаты игнорирования буквы Ё. Можно вспомнить и некоторые литературные примеры. Кто знает, что в дореволюционных изданиях «Тома Сойера» имя одного из главных героев писалось как Гёкльберри Финн, а герой одноимённого романа Генрика Сенкевича носит фамилию Володыёвский? Многочисленные примеры искажений, разночтений и прочих несуразностей приведены в книге «Два века русской буквы Ё». Казалось бы, чего легче – взять, да печатать хотя бы во всех именах и названиях необязательную букву. Но в том то и парадокс необязательности: раз буква необязательна везде, то не печатают её нигде. И попробуйте что-нибудь с этим мЫшлением сделать.

Значение буквы Ё для русской письменности прекрасно осознавали многие наши крупнейшие лингвисты, такие, например, как Лев Владимирович Щерба и Александр Александрович Реформатский. Л.В. Щерба отмечал, что «знаки Ё и Й надо обязательно считать за особые буквы», а введение обязательного употребления буквы Ё считал «делом первостепенной важности». А.А. Реформатский посвятил этой букве даже особую статью, призывая «юридически её узаконить в списке алфавита». Кстати, и такой выдающийся лингвист, как Николай Николаевич Дурново всегда писал букву Ё в рукописном тексте. Но, как видим, проблема остаётся актуальной до сих пор. Долгое время единственным серьёзным препятствием был типографский набор, теперь и эта сложность ушла в небытие. Осталось главное – непреодолимая инерция привычки, какая-то удивительная зацикленность людей, волей слепой судьбы призванных стоять на страже грамотности и бережения русского языка. Но оказывается, и ныне не всё так просто…


Патология реформаторства

Наступили новые времена. Вместе с ними стал появляться и новый язык. Задумались и о новой письменности. Двадцать последних лет страна живёт в ситуации постоянных реформ. Само слово «реформа» стало каким-то навязчивым кошмаром. Все всё реформируют: экономику и финансы, армию и промышленность, административную систему и образование… Реформы сменяются новыми реформами, потом ещё более новыми – и так идёт бесконечный процесс, в продолжении которого одна реформируемая отрасль за другой постепенно уходят в небытие, а очередные реформаторы существенно увеличивают своё материальное благосостояние. До последнего времени не затронутыми реформами оставались лишь некоторые, слишком фундаментальные и консервативные явления (подобно Академии наук). К ним относилось и русское правописание. Но реформаторы и здесь лихо взялись за дело. Активно заработала Орфографическая комиссия, состоящая из сотрудников академического Института русского языка имени В.В. Виноградова.

Что и говорить, время для реформы было выбрано подходящее. В реформаторском угаре можно было надеяться относительно легко и безболезненно осуществить любые изменения в правописании, тем более что в целом русский язык оказался в довольно сложном положении. Впрочем, адепты орфографической реформы всячески старательно подчёркивают, что реформируют вовсе не язык, а орфографию, вернее, «подправляют» её. Язык, дескать, живёт сам по себе, хотя, кажется, очевидно, что как язык влияет на орфографию, так и орфография в какой-то степени может влиять на язык (например, на произношение). Эти два явления, конечно, не тождественны, но всё же взаимосвязаны. Комиссия обосновывает необходимость изменений в правописании развитием языка, и в частности появлением новых слов и их компонентов, а также новыми явлениями в практике письма – т.е. новая ситуация в языке и письменности (а со времени принятия предыдущих орфографических правил прошло полвека) рождает потребность изменить правила. В принципе это желание вполне естественно, но вот время, выбранное для его реализации, заставляет о многом задуматься. И здесь, прежде всего, встаёт вопрос о том, что же происходит сейчас с русским языком?

Для многих, неравнодушно относящихся к родному языку людей очевидно – русский язык находится в тяжелейшем состоянии. Огромный поток иноязычных заимствований, прежде всего американизмов, навязчивая пропаганда криминального сленга, повсеместное распространение ненормативной лексики – всё это достигло ужасающих размеров. Между тем многие лингвисты успокаивающе говорят: язык развивается, это естественный процесс, он всё переживёт, всё «переварит», ничего страшного не происходит. Такая позиция как бы подразумевает, что язык – это какой-то самостоятельный организм, существующий безотносительно к людям, говорящим на нём, да к тому же обладающий способностью к самовоспроизведению. То, что одни воспринимают как естественное развитие (непонятно, впрочем, почему естественное), другие воспринимают как разрушение и культурную катастрофу. Не знаю, как можно всерьёз считать, что язык сам поможет себе, если мат стал практически нормой повседневного общения, а дети, едва научившись говорить, бросают «блины» направо и налево. Если средства массовой информации ведут настоящую пропаганду «блатной фени», а безграмотность, царящая в обществе, уже никого не удивляет. И это не просто естественный процесс, это самая настоящая антикультурная политика. Да, конечно, милый сердцу некоторых интеллектуалов мат существовал всегда – более того, он, вероятно, может считаться своеобразным народным языком – но всегда и при всех ситуациях в нашей истории он был внизу, в отстойнике русской культуры, а не становился обычным фактом жизни всего общества. Но призрачная «свобода» требует жертв… Кáк говорят современные журналисты, из уст которых мы получаем всю текущую информацию, можно и не упоминать. Достаточно было послушать трансляцию парада на Красной площади в честь 60-летия Победы, чтобы почувствовать разницу между высокой планкой языковой культуры дикторов прошлого Игоря Кириллова и Анны Шатиловой и убогим косноязычием современных теле-олигархов, хвастающих своими шикарными нарядами на «светских» раутах. И в этой ситуации спокойно взирать на такое развитие кажется несколько странным. Подобную позицию, наверно, можно сравнить с тем, как если бы у постели умирающего столпились врачи и вместо того, чтобы хоть как-то попытаться помочь ему, начали бы с научной точки зрения наблюдать за его постепенной агонией: вот отказали почки, вот желудок не работает, вот сердце остановилось… А ведь язык зависит от людей, которые говорят на нём – и если разрушить их культуру или даже убить людей, то и язык умрёт. Конечно, есть и естественный процесс умирания языков, идущий вместе с умиранием народов. Но это вполне можно сделать и целенаправленно, а с небольшими массами людей даже очень легко. По словам академика Вячеслава Всеволодовича Иванова сейчас в мире каждую неделю умирает по одному языку. Это гуманитарная катастрофа. Русскому языку, разумеется, смерть не грозит, но происходящие в нём трансформации ведут к его постепенной деградации. Вот в этих-то условиях и предлагается реформа правописания и тем самым вносится новый сумбур в давно устоявшуюся систему. Зачем? Для стороннего наблюдателя это кажется странным, для реформаторов – самым подходящим моментом, ведь в эпохи больших перемен только и возможны орфографические реформы.

Но всё-таки снаскоку реформу не проведёшь. Слишком сильно сопротивление традиции. В 1964 г. тоже пытались провести реформу, но тогда это не получилось. Как рассказал мне современник тех событий, один из инициаторов реформы признался ему: мы всё смогли бы осуществить, но помешало широкое общественное обсуждение (по традициям тех лет ритуально обязательное). И этот «печальный» опыт был учтён. Современная реформа готовилась в строжайшей тайне. Любой шпион-конспиратор позавидовал бы этой организации. Проект нового свода был отпечатан в небольшом количестве экземпляров, что называется, «для служебного пользования» и роздан под расписку «проверенным товарищам». Эта скрытность рождала множество самых невероятных слухов, от, якобы, обсуждавшегося вопроса о пресловутом написании «заец» до таких, вроде бы предлагавшихся форм, как «брошура» или «парашут». Опустившийся на работу Орфографической комиссии таинственный мрак повергал в недоумение многих. В одной из телепередач на наглый вопрос одного из немногих защитников реформы: «А вы читали сам-то проект, чтобы о нём спорить?» внук Константина Бальмонта Лев Бруни возмущённо ответил: «А где же я мог его найти?». Но создатели «дымовой завесы» не учли возможностей современного общества. Мы, слава Богу, всё-таки не в 1956 году живём. Информация о готовящейся реформе стала просачиваться в общество всё больше и больше, почувствовав неладное, разработчики начали постепенно сдавать позиции, и, наконец, положения самого проекта были вывешены на одном из Интернет-сайтов. Всё это сопровождалось ростом недовольства в обществе. Резко против реформы высказывались люди разных профессий и разных научных и политических убеждений, ситуация накалялась, и в конечном итоге проект был зарублен на самом высоком уровне. Понадобилось личное вмешательство супруги президента, чтобы остановить готовившуюся реформу. Традиции власти в нашей стране, оказывается, мало меняются: как в 1942 г. нужна была воля высшего руководителя государства для возрождения буквы Ё, так и теперь лишь на самом верху общественной лестницы реформа остановилась. Оба влияния, к слову сказать, в данных случаях были положительны.

Казалось бы, стоп. Но не тут то было. Реформаторы с каким-то маниакальным упорством продолжают гнуть свою линию. Видимо, хоть какая, но реформа им необходима. Теперь говорят уже не о новом своде, а о поправках к нему. Хоть что-то, хоть как-то, но протащить. Впрочем, кое-что уже осуществили. На волне реформаторского энтузиазма в 1999 г. был издан новый орфографический словарь под редакцией В.В. Лопатина, который уже учитывал нововведения ещё не утверждённого свода. И теперь, ссылаясь на него, с не меньшим упорством корректоры правят «церковно-славянский», и попробуй, объясни им, что это ещё не так. Что же в конечном итоге предлагает свод? Изменения касаются разных областей правописания, и среди предлагаемых форм есть выглядящие совсем комично «гитлеръюгенд» и «военъюрист», а некоторые и странновато, как «Российская академия наук» (во всех словосочетаниях подобного рода, с большой буквы предлагается писать только первое слово, зато, как кажется, Президент и Патриарх у нас всегда с большой). Но относительно буквы Ё позиция неизменна. Бедняжка так и осталась необязательной, сохраняясь лишь в текстах особых разновидностей: «в книгах, адресованных детям младшего возраста, в некоторых учебных текстах», «в текстах с последовательно поставленным знаком ударения». Правда, одно «послабление» всё-таки сделали: «по желанию автора или редактора любая книга может быть напечатана последовательно с буквой Ё». То есть читай: на самом деле никакая. Потому что попробуйте настоять на сохранении буквы Ё в текстах своих книг. Ответ большинства редакторов и корректоров категоричен: «Мы ёшек (презрительное, глумливое наименование одной из букв их же азбуки) не печатаем!» И выбрасывают из компьютерного набора все буквы Ё.

Итак, в русском алфавите есть необязательная буква. Её отсутствие, конечно, тормозит чтение, потому что не все так догадливы, как члены Орфографической комиссии. Потому что диакритика не усложняет, а упрощает чтение и понимание текста. На фоне творящегося унижения одной из букв русской азбуки и потуг на проведение новой реформы во что бы то ни стало, неплохо бы взглянуть на окрестные ближние и дальние страны, куда, как правило, обращены взоры и на опыт которых так любят ссылаться всевозможные «реформаторы». Как там обстоят дела с орфографией? Вот довольно разнообразная и часто употребляемая диакритика французского письма – и никто не требует её упростить (кстати, во французском письме есть графема ё, но она имеет иное фонетическое значение: Noёl, moёt, citroёn, canoё, Raphaёl, Israёl, de Staёl, Brontё, Saint-Saёns etc). Вот тильда в испанском и оригинальная пунктуация с перевёрнутыми восклицательным и вопросительным знаками – и никто не требует её отменить. Вот, наконец, любезный сердцу многих английский с «daughter», за которым стоят всего четыре (!) звука – и это почему-то никого не смущает. Более того, эти национальные системы письма не только сами не «упрощаются», чутко откликаясь на веяния времени, но и навязались чуть ли не всему остальному миру. И ничего, весь мир старательно выводит «daughter», несмотря на то, что число звуков в этом слове вполовину меньше, чем букв. Можно представить, что было бы с этими письменностями, если бы ими занялись наши реформаторы.

А пока экспериментируют с русским письмом. А если Вы недовольны и высказываете своё мнение, отличное от их, то сразу попадаете в разряд «дилетантов», на которых нехотя и свысока бросают взгляды «высокопрофессиональные» знатоки языка. Только непонятно, почему дилетанты не могут обсуждать такую важную вещь, как реформа орфографии, ведь они тоже носители языка и им совершенно небезразлично, что будет с русским правописанием. Клановость, закрытость, попытка отгородиться от всех сакральным знанием в этом вопросе не могут принести ничего, кроме вреда.

Отношение к букве Ё со стороны Орфографической комиссии остаётся непримиримым. Поскольку аргументов уже не осталось, приходится придумывать новые обоснования своего неприятия. Об одном из подобных «открытий» оповестила недавно своих читателей Н.А. Еськова, опубликовав книгу «Популярная и занимательная филология» (М., 2004). Книга, действительно, очень интересная и заслуживает всяческого внимания, но один её раздел оставляет лишь недоумение. Оказывается, по мнению Н.А. Еськовой, «существует две разновидности русского алфавита»! Одна из 33 букв (с буквой Ё, используемая в определённых «видах письма»), а другая из 32-х (т.е. без оной). Этот абсурд со всей очевидностью показывает главное: отсутствие серьёзных доводов в пользу своей позиции.

Но это отношение демонстрирует ещё одно, глубинное различие между сторонниками и противниками орфографических реформ. Очень выпукло оно проявляется на примере недавно вышедшей книги Т.М. Григорьевой «Три века русской орфографии (XVIII – XX вв.)» (М., 2004). Она представляет собой исследование орфографического вопроса на протяжении последних трёх столетий – по сути всего времени истории русской гражданской азбуки. Написанная с привлечением большого числа материалов, содержащая немало интересных сведений и подробную библиографию работ по русской орфографии с 1709 по 2003 г. (за последние годы выборочную), книга обнаруживает, однако, одну, весьма печальную тенденцию. Автор поистине с неподдельным восторгом описывает все происходившие орфографические реформы как исключительно положительные, важные и насущные явления, а всех противников этих реформ пренебрежительно третирует как ничего не понимающих, недалёких людей. Вот хотя бы эпиграфы, подобранные Т.М. Григорьевой для глав совей книги: «Труднее найти что-нибудь неопределённее русского правописания», «…и задумывался над бестолковой азбукой нашей», «… придумывались правила чисто условные», «что просто, то и прочно, а что прочно, то и единообразно» и т.д. Конечно, это цитаты из источников, но именно на этих источниках и базируется авторская позиция. Здесь нет никакой объективности. Как и многие учёные (и не только учёные), Т.М. Григорьева исходит из простой, можно сказать, примитивной мысли: либерально – значит, прогрессивно, прогрессивно – значит, хорошо. А вот если, не дай Бог, консервативно, то реакционно и заведомо плохо. Хотя, кто доказал, что одно – хорошо, а другое – плохо, непонятно. Находясь на такой позиции, исповедуя подобные принципы в научном исследовании, разумеется, нечего ждать от автора хоть в малой степени объективной картины. Весь процесс орфографического реформирования представляется ей как сплошной триумф под вопли одобрения. Подкрепляется этот своеобразный взгляд на прошлое следующими свидетельствами: «Современная литература представляет любопытный фрагмент дневниковой записи гимназиста 1917 г., свидетельствующий о том, что новое письмо сразу же стало фактом школьного сознания и было в основном принято не только в младших отделениях, начальной школы, но и старшими группами», или: «О том, что школа приняла упрощённое правописание как радостное событие, свидетельствуют воспоминания 90-летней жительницы Красноярска М.А. Дроздовой… и известного авиаконструктора А.С. Яковлева…». А если найти дневники других гимназистов, или другие воспоминания? Жаль только, что закоренелые двоечники, по-видимому, не вели дневников, они радостно восприняли бы, наверно, и отмену учёбы вообще. Или вот характерный образчик авторского стиля: «Русское общество вступило в такой период, когда устремлённый к образованию народ находился в положении между прогрессивно настроенными с одной стороны и, напротив, противостоящими процессу народного просвещения – с другой». И это не заидеологизированный учебник 1970-х годов, а книга 2004 года! В обеих реформах (петровской и 1917–1918 гг.) Т.М. Григорьева видит прежде всего результат долгой работы, благородное стремление упростить письмо, и абсолютно игнорирует их чисто политическую, вернее идеологическую, подоплёку. А ведь любому непредвзятому исследователю совершенно ясно, что петровская реформа орфографии была призвана прежде всего «оторвать» русское общество от церковной культуры и приблизить к культуре европейской. Это был совершенно сознательный идеологический акт, в котором лингвистические причины были абсолютно не главными. Блестяще охарактеризовал эту реформу Б.А. Успенский: «Переодевание, переименование – всё это было проявлением общей культурной политики, свидетельствующей об искусственном характере европеизации России… Новой одежде, новым наименованиям отвечает и новая азбука: собственноручно создавая русскую гражданскую азбуку, Пётр отталкивается от традиционных начертаний славянских букв, приближая их к латинским начертаниям. В изменении формы букв по существу не было никакой необходимости: буквы переодеваются в европейское платье, подобно тому, как переодеваются в него и люди». Если же мы вспомним о реформе 1917–1918 гг., то начиналась она (в дореволюционное время) действительно из желания приобщить народные массы к грамотности и для этого грамоту упростить. Но резко пошла она при большевиках именно потому, что в неграмотной России орфографическая реформа маркировала мощный культурный разрыв. Для обучаемых новой грамоте старая становилась непонятной, а для переученных знавших старую – непривычной, и в целом, следовательно, чуждой новому миру. Так старая культура должна была превратиться в своеобразный архаичный ребус. Так что борьба большевиков (а во многом и февралистов) за реформу была борьбой за светлое будущее против ненужного и опасного прошлого.

Введение новой орфографии для многих действительно было трагедией, и негоже смеяться над тем, что людям из-за этого приходилось и вправду много претерпеть. Достаточно вспомнить судьбу Д.С. Лихачёва, поводом для ареста которого послужила его написанная в шутливой форме работа против новой орфографии. Для Т.М. Григорьевой противники реформ как бы не существуют, вернее, кажутся ей несерьёзными. Именно поэтому она ни словом не упоминает о работах И.А. Ильина. Именно поэтому даже не вспоминает, говоря о проектах реформы начала 1930-х гг., о тогдашних же попытках перевести русскую письменность на латиницу. Именно поэтому для неё безразлична позиция многих современных церковных изданий, отказавшихся от написания приставки «бес-» и повсеместно восстановивших «без-». Именно поэтому в подборе статей, сопровождающих книгу, почти нет работ противников реформы 1917–1918 гг. Но ведь можно привести и немало свидетельств, плохо согласующихся с нарисованной автором почти идиллической картиной. «Окаянным» называл новое правописание И.А. Бунин, не принял отмены буквы Ять И.Е. Репин, хотя ещё до революции не писал Ъ в конце слов (его фамилия как раз писалась с Ятем), сонет «Гонимым» – исключённым буквам алфавита – посвятил К.Д. Бальмонт (кстати, В.Я. Брюсов, поначалу бывший противником орфографической реформы, впоследствии принял её – он всегда чутко реагировал на все веяния времени). И такие примеры можно продолжать… Ч

Для объективности, также опубликую статью противника буквы "ё" - Артемия Лебедева.
Подчеркну, я с ним совершенно не согласен!

Артемий Лебедев.
Буква ё.
Ё — недобуква. Это буква е с диэрезисом (умляутом, тремой, двумя точками сверху). Использование ё везде — насилие над читателем.
диакритические (надстрочные) знаки над е совмещают роль помощника в случаях разночтения (осел/осёл) с ролью ударения (которое всегда падает на ё). Другие омографы в русском языке прекрасно выживают с обозначением одного только ударения (зáмок/замóк). А значение каких-то слов вообще без контекста не понятно (лук/лук — репчатый и со стрелами), что не является поводом пририсовывать к ним что-либо.

Лирическое отступление.
Впервые применять на письме букву ё предложила княгиня Дашкова на заседании Академии наук в 1783 году. Видимо, перед этим она разглядывала этикетку на бутылке Moët & Chandon.
В названии этого шампанского точки над E стоят для того, чтобы у читателя не было соблазна прочитать OE одним звуком Œ (получится «мё» вместо правильного «моэ»).

Защитники повсеместного применения буквы ё иногда выходят в своих аргументах за рамки приличия:
«Случилось так, что с 1917 г. в итоге 12 лет работы Комиссии по русскому правописанию в нашей азбуке закрепилось и, думается, навсегда 33 буквы. Именно тридцать три, а число это священное. И мы берём на себя смелость сказать, что среди этого благословенного числа звёздочек-литер нашего алфавита буква Ё заняла седьмую и, безусловно, освящённую позицию. Что это — игра случая или воля Провидения? Не нам судить. Просто такова Истина».
Е. Пчелов, В. Чумаков. Введение // Два века русской буквы Ё. История и словарь. М.: Народное образование, 2000

Да, да. А до 1917 года на священном седьмом месте 35-буквенного алфавита кощунственно располагалась буква Ж.
Оставим сакральный трепет. Так ли тяжело нам живется без ё?
Мы говорим и пишем Депардье (вместо Депардьё), Рерих (а он чистый Рёрих) и Рентген (который на самом деле Рёнтген), не страдая ни секунды. В то же время все знают, что Гете — это Гёте.

Хозяйке на заметку.
Можно привести пример из зарубежной практики. Английское слово cooperation (взаимодействие) вообще-то надо писать как coöperation, потому что две буквы «о» в английском читаются как «у».
Поскольку все знают, что слово произносится кооперэйшн, а не куперэйшн, то умляут над второй «о» пишут только эстетствующие педанты (среди них журналы The New Yorker и The Economist, сайт artlebedev.com).

Взрослые люди вполне справляются с чтением и знают, как произносятся слова. В книгах для дошкольников ставят ударения и пишут букву ё, чтобы ребенок научился правильно читать. Взрóслый, как прáвило, спотыкáется при чтéнии подóбных упрощённых тéкстов.
Правило. Ё должна использоваться: в случаях возможных разночтений; в словарях; в книгах для изучающих русский язык (т. е. детей и иностранцев); для правильного прочтения редких топонимов, названий или фамилий. Во всех остальных случаях наличие буквы ё только затрудняет чтение. Она плохо выглядит, зато хорошо звучит.

6 сентября 2005

И ответная статья Александра Пономарёва в защиту буквы "ё";

Александр Пономарёв
Буква Ё
В своём одноимённом нетленном параграфе 119, великий русский дизайнер Артемий Лебедев, с присущей ему основательностью и педантизмом, вскрывает наболевшую (для него) проблему одной из букв русского алфавита. Убитый горем, он сетует. Ё-де „недобуква… затрудняет чтение… плохо выглядит…“ и вообще, придумана опухшей от безделья княгиней, похмеляющейся шампанским Moët & Chandon перед приёмом академиков в своей резиденции. Так прямо и вижу. Просыпается Екатерина Романовна Воронцова-Дáшкова в полдень 29 ноября 1783 года. Достаёт из ведёрка со льдом бутылку. Прикладывает к больной голове. Разглядывает исподлобья этикетку. И задаётся резонным вопросом: „Что за ё-Моё такое? Поди и нам такая буква чудная нужна? Чем мы хуже французов?“. Хотя, может и не так всё было. Лирическое отступление же.

Хочу заранее успокоить апологетов Ё. Ё всего лишь буква. Не лучше и не хуже других букв. В истории человечества букв было тьма тем. Господин Лебедев, без сомнения, поступает с буквой Ё неприлично вульгарно. Видимо играет благородная кровь в этой неприязни к «народной» букве. Или воспитание. Бог его знает. Но в любом случае, он имеет право рекламировать свои заблуждения под своим брендом. А чтобы не купиться на его правдоподобные доводы, разберёмся с буквой Ё более основательно.
Букве Ё — два века с хвостиком. Довольно юный возраст в сравнении с 12-вековой историей Э, Ф, Ш и М, дошедших к нам от поздней глагóлицы: буквы поздней глаголицы поздняя глаголица, буквы. Другие либо применялись для обозначения совсем иных звуков, либо постепенно изменились до неузнаваемости, либо вымерли.
На сегодняшний день в русском алфавите гласные звуки представлены буквами: А, И, О, У, Ы, Э. Поскольку запись признака мягкости согласных звуков на письме привела бы почти к удвоению необходимого количества символьных знаков, функцию обозначения мягкости и йотирования берут на себя символы букв: Я, Ё, Ю, Е. Так образуются пары: А/Я, О/Ё, У/Ю, Э/Е. Фонемы, соответствующие буквам И и Ы после Й тоже могут быть произнесены: «йиии», «йыыы». Однако подобные фонетические конструкции почти не представлены литературной речью, и потому ни в диакритических уточнениях, ни тем более в собственных графемах, не нуждаются. После смягчённого согласного звука звук И условно можно считать парой к основному, Ы. Поскольку практически невозможно произнести звук Ы после мягкой согласной.

Таким образом, буква Ё всего лишь обозначает мягкость согласного перед О или дифтонг ЙО. Но не всё так просто. Ё получила признание в русском языке, когда возникли проблемы у буквы Е. По неизвестным нам причинам, народу стало удобнее говорить «напёрсток», вместо «наперсток» (от слова перст). Выражаясь более жёстко, «ёканье» — своеобразная языковая мутация, прочно закрепившаяся, благодаря абсолютно объективным потребностям самого языка. Выкорчёвывать Ё из письменной речи — то же самое, что заниматься обрезанием ушей и хвостов породистым собакам. Породистость от этого не улучшается. Только экстерьер.
По фонетической структуре Ё аналогична Я, Ю и Е. Семантически — равнозначна им. Думаю, достаточный экскурс по истории и фонетике, для перехода к рассмотрению заблуждений Артемия Лебедева, относительно буквы Ё. Цитировать его буду по возможности целиком и попорядку.

Сам ты, недобуква.
цитата;
Ё — недобуква. Это буква е с диэрезисом (умляутом, тремой, двумя точками сверху). Использование ё везде — насилие над читателем.

Знание умных слов не освобождает от ответственности за оскорбление. Пусть даже и буквы. Пусть даже и с двумя точками сверху. Ё это не разновидность буквы Е, а совершенно самостоятельная буква. Действительно, графема буквы Ё основана на графеме Е, графема Й содержит графему И, графема Ы содержит графему мягкого знака и т. д. Но две точки сверху Е не являются ни диерезисом, ни умляутом, ни тремой. По определению. Умляут — знак германских письменностей для смягчения гласной, над которой он располагается. И он не просто умляут. Он A-умляут (когда ä = ae), O-умляут (когда ö = oe), U-умляут (когда ü = ue). Е-умляут даже немцы постеснялись придумать, поскольку буква Е в смягчении не нуждается. А даже если бы и можно было её смягчить, Ё всё равно бы не получилось. Ну никак. Диерезис в романских языках, как и трема во французском, используется для предотвращения слитного произношения. Ведь сам же это написал!
Надстрочный знак над Й также не является диакритическим. По той же причине, что и точки над Ё. В русской письменной речи к диакритикам по смыслу и по форме относятся: нижнее подчёркивание под прописной и строчной Ш и верхнее надчёркивание над строчной буквой Т в рукописном исполнении. По смыслу (но не по форме) к диакритикам относятся мягкий и твёрдый знаки, поскольку их можно употребить в речи только в паре с другой буквой. Две точки над Ё по форме действительно, напоминают диакритику, но по существу, по смыслу, это всего лишь надстрочные элементы единой графемы. Которые, кстати, не затрудняют, а наоборот, упрощают узнавание слов. Латиница читается легче кириллицы. Там больше букв с над- и подстрочными элементами: b, d, f, g, h, i, j, k, l, p, q, t, y. Они придают каждому слову свой, узнаваемый контур. В русском языке букв с над- и подстрочными элементами меньше: б, д, ё, й, р, у, ф, ц, щ. Их беречь надо, они упрощают чтение кириллицы.

Слепое поклонение авторитетам.
цитата:
Диакритические (надстрочные) знаки над е совмещают роль помощника в случаях разночтения (осел/осёл) с ролью ударения (которое всегда падает на ё). Другие омографы в русском языке прекрасно выживают с обозначением одного только ударения (зaмок/замoк). А значение каких-то слов вообще без контекста не понятно (лук/лук — репчатый и со стрелами), что не является поводом пририсовывать к ним что-либо

Смысл сказанного про выживаемость омографов вообще непонятен. Судя по всему, предлагается при каждом удобном случае специально тренировать читателя на сообразительность (чтобы развивать ему мозг). Тут мы скорее всего имеем дело с пересказом Артемием Лебедевым фрагмента статьи известного российского лингвиста, Александра Александровича Реформатского. Статья была написана в 1937 году, когда в очередной раз было неспокойно вокруг буквы Ё. Реформатскому в ту пору было 37. Посадить могли за что угодно. Например, за перерасход краски, возникающий при печати двух «лишних» точек. Сейчас не тридцать седьмой и о Реформатском можно говорить только хорошо, чего он заслуживает в полной мере за огромный вклад в науку. А вот к статьям следует относится скептически (наука не стоит на месте). Errare humanum est. «Мнимость» — не научный термин, скорее красное словцо, не к месту сказанное. Что помешало Артемию Лебедеву разобраться в предмете своего журналистского расследования более обстоятельно и убрать 119-й параграф от греха подальше? Ведь информацию он рыть умеет и к фактам относится благоговейно. Не иначе, бес попутал.

С ударениями у Артемия Лебедева тоже мешанина и неразбериха. Две точки над Е (не над Ё) не являются каким-либо аналогом знака ударения. Иначе слово «осёл» необходимо было бы прочитать как «осéл». Диакритический знак — понятие более широкое, чем знак ударения. И ничего они не совмещают. Просто знак ударения является одним из диакритических знаков. Но нет смысла это даже обсуждать — две точки над Е не являются каким-либо аналогом знака ударения!

Теперь разберём причину обязательности ударения над Ё. Почему Ё всегда под ударением? Мы с вами живём не в восемнадцатом веке, обязаны понимать, загадки природы в этом давно нет. В начальной школе нас учат: „ударение всегда падает на Ё“. Объяснять не объясняют. Фактически, заставляют запомнить. Правило простое. Исключений нет. Дети легко запоминают его и проносят через всю жизнь как догму, или как «само собой разумеющееся». В действительности же это не правило, это узаконенное Правилами исключение. Исключение из практики использования фонемного принципа записи (по терминологии МФШ), используемого в нашей русской письменной речи с небольшим количеством исключений. Наиболее яркие примеры попрания фонемного принципа, благодаря интернету, всегда на виду. Это «падонговский» стиль на форумах, в личной переписке и даже в блогах. Некоторые «падонги» с высшим техническим уже пытаются узаконить «как пишется — так и слышится». Забывая, наверное, что говорят, и соответственно слышат, все по-разному. Фонемный (морфологический, по ЛФШ) принцип ограничивает подобный беспредел. Каждый обязан писать «молоток», а не «малаток». Критерий выбора, используемой для написания буквы, — проверочное слово, «молот», где в сильной позиции корневой морфемы отчётливо слышится О. Родился фонемный принцип под давлением академической среды. Согласитесь, «молот» и «молоток» должны лежать рядом, в одном ящичке картотеки, находиться рядом друг с другом в алфавитном списке. В противном случае, пользоваться словарём было бы сущим мучением. Вот поэтому, согласно фонемному принципу, писать слова «лёдяной» и «мёдовый» надо бы именно через Ё (проверочные для них «лёд» и «мёд»). Разумеется в устной речи все говорили бы Е или И вместо Ё, точно также непринуджённо, как говорят А в слове «мОлочный». Вся «странность» написания «лёдяной» и «мёдовый» — лишь с непривычки. После сказанного очевидно: Ё пишется под ударением не потому, что две точки заменяют диакритический знак ударения, а потому, что употребление Ё искусственно ограничивают, в нарушение основополагающего фонемного принципа русской письменной речи. Именно отсюда растут кривые ноги тезисов о равнозначности двух точек над Ё знаку ударения.

Кто бы говорил…
цитаты;
Защитники повсеместного применения буквы Ё иногда выходят в своих аргументах за рамки приличия:

Да, да. А до 1917 года на священном седьмом месте 35-буквенного алфавита кощунственно располагалась буква Ж.

Оставим сакральный трепет. Так ли тяжело нам живется без ё?

Мы говорим и пишем Депардье (вместо Депардьё), Рерих (а он чистый Рёрих) и Рентген (который на самом деле Рёнтген), не страдая ни секунды. В то же время все знают, что Гете — это Гёте.

В этом месте он цитирует защитников Ё. «Случилось так, что с 1917 г. в итоге 12 лет работы Комиссии по русскому правописанию в нашей азбуке закрепилось и, думается, навсегда 33 буквы. Именно тридцать три, а число это священное. И мы берём на себя смелость сказать, что среди этого благословенного числа звёздочек-литер нашего алфавита буква Ё заняла седьмую и, безусловно, освящённую позицию. Что это — игра случая или воля Провидения? Не нам судить. Просто такова Истина» (Е. Пчелов, В. Чумаков. Введение // Два века русской буквы Ё. История и словарь. М.: Народное образование, 2000). И саркастически глумится над их наивным выражением своих филологических чувств.

Да, да. Лучший способ убедить читателя в свой непогрешимости — представить сторонников буквы Ё чокнутыми религиозными сектантами, опирающимися не на доказательства, а на красивые метафоры. Обратите внимание, где Лебедев решил Пчелова и Чумакова за язык поймать. Правильно — во Введении, где Евгений Владимирович и Виктор Трофимович опрометчиво распустили павлиний хвост. А охотнику за жареным для достижения цели, как говорится, даже и подловатые средства хороши. Только вот какая цель? Да просто всё. Не нам тяжело живётся без Ё. Артемию Лебедеву тяжело живётся с ней. Не у нас — у него с ней проблемы. И проблемы с собственной упёртостью. Начитанностью своей кичиться можно перед людьми малообразованными, тёмными. Неужели Артемий Лебедев пишет статьи специально для того, чтобы рассказать, что он знает, как правильно произносятся фамилии известных людей? В том-то всё и дело, что не стыдно не знать, как произносится фамилия Рерих (а он чистый Рёрихъ), когда кругом неразбериха, омонимы и так всё запутано. Вот и вырастает свекла вместо свёклы. Вот и получается афёра, вместо аферы. А умники, вроде Артемия Лебедева, считают себя хранителями некой тайной доктрины, пунктик которой — препятствовать смешению ”плебса“ с ”аристократией“. Откуда, скажите, у него примеры такие. Почему нерусские фамилии? Гумилёв, Рублёв, Фёдоров, Лихачёв, Королёв, Потёмкин — русских фамилий с буквой Ё в энциклопедиях существенно больше, чем иностранных. Гвоздев или Гвоздёв? Пчелов или Пчёлов? Правильное произношение этих фамилий нам важнее любого Депардье, которого как не называй, останется Depardieu.

Взрослее не бывает.
цитата;
Взрослые люди вполне справляются с чтением и знают, как произносятся слова. В книгах для дошкольников ставят ударения и пишут букву Ё, чтобы ребенок научился правильно читать. Взрóслый, как прáвило, спотыкáется при чтéнии подóбных упрощённых тéкстов.

Взрослые люди иногда ошибаются при сочинении упрощённых текстов. Плохо, если они упорствуют в своей неправоте. Совсем плохо, когда они, понимая, что не правы, пользуясь своим авторитетом и влиянием, вводят в заблуждение других людей, морочат им головы. Это и называется преступлением против Истины. Без всякого сакрального трепета. Буква Ё встречается на письме не так часто, как понатыканные Лебедевым ударения. Если он судит по себе, то видимо спотыкается при чтении не только ё, но и б, д, й, р, у, ф, ц, щ. Есть люди которые вообще спотыкаются. И спотыкаются, как правило, взрослые люди. Дети, как правило, не спотыкаются.

Правило. Ё желательно использовать везде, где это не противоречит учредительным документам и паспортным данным.